Контркультура 898 книга

«Гопники» – дебютная книга молодого писателя. Это сборник рассказов и повесть, объединенные одним героем. Время действия – конец 1980-х – начало перестройки, место действия – Могилев. Сюжеты Козлова – это маленькие трагедии, фрагменты эпического повествования из жизни русского Гарлема. Хулиганы, онанисты, неблагополучные дети из неблагополучных семей между отрочеством и юностью – вот герои «Гопников». В прозе Козлова чуть ли не впервые за все историю новой русской литературы право голоса получают обычно безмолвствующие герои, плохие парни из рабочих поселков. Несмотря на местами шокирующий натурализм, проза Козлова очень романтична. В грязи ежедневной жизни малолетних хулиганов мерцает метафизическая тоска, обманутые желания лучшей жизни.

После обеда наши супруги предложили нам сходить на улицу, выбить из ковров пыль. Мы наотрез отказались выбивать ковры, чтобы не испортить впечатление от прекрасно проведенного дня. Мы решили немного отдохнуть и полистать книгу. Книга оказалась очень интересная, мы не заметили, как пролетело время до ужина. Такой интересной книги мы давно уже не читали. Автор рассказывал в ней о королях. Книга нас настолько поразила своей неординарностью, что мы решили опубликовать ее под своими фамилиями.

В 1954 г. Уильям Берроуз поселился в Танжере, городе, который стал катализатором его писательского мастерства. Город стал декорациями, на фоне которых происходила одна из самых радикальных трансформаций стиля в литературной истории: перевоплощение лаконичного и невозмутимого рассказчика «Junky» в бескомпромиссного и неистового пророка «Naked Lunch».

«Дневники Ли» представляют собой отрывки записей, и набросков рассказов, написанных между 1954 и 1957 гг. и являющихся письменными свидетельствами упомянутой трансформации.

 Рассказы из сборника «Интерзона»

Америка, какой ее знали только американцы! Мрачные глубины ее души, о каких не писал даже Фолкнер, — вот тема потрясающей прозы Дж. Т. Лероя.

С героем этого нетрадиционного «романа-воспитания» мы встречаемся, когда ему исполняется 4 года и мать-проститутка, ставшая совершеннолетней, забирает ребенка у опекунов. Взрослеющий сын решает стать проституткой, лучше, чем мама, и берет ее имя.

«Зазаборный роман» — капля в разливанном море русской тюремной литературы. Бескрайний водоем этот раскинулся от «Жития протопопа Аввакума» до «тюремной» трилогии Лимонова, от «Записок из Мертвого дома» Достоевского до «Американского ГУЛАГа» Старостина и «Сажайте, и вырастет» Рубанова, от Шаламова до Солженицына. Тексты эти, как правило, более или менее автобиографические, а большинство авторов, решившихся поведать о своем опыте заключения, оказались в тюрьме «за политику». Книга Владимира Бороды в этом отношении не исключение.

В конце 1970-х «накрыли» на юге Союза группу хиппи, которые печатали листовки с текстом Декларации прав человека. «Дали» кому сколько, одному аж 15 лет, а вот герою (и автору) романа — 6. И отсидел он от «звонка до звонка», с 1978 по 1984 год. Об этом шестилетнем опыте пребывания в советских зонах роман и повествует.

Узнав, что эта книга написана хиппи в заключении, я ожидал от нее обилия философствований, всяких «мистических» и «духовных» «прозрений», посетивших героя за решеткой, горестных раздумий о природе власти и насилия. Оказалось — ничего подобного. Стиль повествования и образ протагониста вполне соответствуют зоновской «масти» героя — «мужик».

Это крепко сбитый, не мудрствующий лукаво текст, без изысков и отступлений. Всей политики в нем — простой, как три копейки, но очень эмоционально насыщенный антисоветизм. Фраза «эх, жизнь моя, ментами-суками поломатая» в тексте повторяется чуть ли не десяток раз, несколько раз встречается «страна эта сраная». Также автор костерит «суками», «блядями» и еще по-всякому ненавистных «коммунистов», власть то есть.

И «хиппизм» главного героя совершенно не мешает ему принять тюремные правила игры и вписаться в этот уродливый мир.

Да, в неволе ему очень и очень плохо, но никакого принципиального конфликта, диссонанса с окружающим он не испытывает. Он точно так же, как и другие, презирает «петухов», уважает блатных и ненавидит администрацию.

Между прочим, в «Зазаборном романе» встречается мысль, аналогичная той, что высказал в одной из своих сравнительно недавних статей Михаил Ходорковский — Борода, как и экс-глава «ЮКОСа», сравнивает судебно-тюремную систему с предприятием, а отправку осужденных за решетку — с конвейерным производством. Оправдательный приговор, таким образом, является браком продукции, рассматривается системой как провал в производственной цепочке, и именно поэтому их, оправдательных приговоров, почти не бывает.

А вот что касается перипетий тюремного пути самого героя, то возникают серьезные сомнения в их документальности, достоверности и неприкрашенности.

Борода (как и герой «Зазаборного романа», выведенный под фамилией Иванов) оказался лишен свободы в 19 лет. Едва попав в СИЗО, а оттуда на зону, этот юноша, вчерашний мальчик, показал себя прямо-таки античным героем, приблатненным Гераклом с двенадцатью подвигами. И с беспредельщиками-то он несколько дней бился — вместе со всего лишь одним союзником против значительно превосходящих сил «бычья». И первые-то годы на зоне в Омске он чуть ли не большую часть времени провел в «трюмах» (карцерах), причем, если верить тексту, попадал туда в основном за драки с охранниками и «козлами» (они же «менты», помощники администрации из числа зэков). Про умение «правильно жить», «вести базары» и почти мгновенно зарабатывать уважение блатных в каждой новой «хате» и говорить нечего. И все это, повторю, уже в 19 лет.

Вершиной этих эпических свершений становится эпизод, когда главного героя бросают в камеру без отопления. Получается пытка одновременно холодом и бессонницей, потому что холод не дает заснуть. Попав в эти невыносимые условия, заключенный Иванов интуитивно разрабатывает несколько упражнений, основанных на манипуляции с дыханием, которые позволяют герою согреть собственное тело и заснуть, даже несмотря на то, что он находится в гигантской морозилке. Пользуясь вновь изобретенной гимнастикой, он, отказываясь от баланды и предаваясь созерцанию разнообразных визионерских видений, проводит в камере-«африканке» несколько дней, хотя туда никого не бросают дольше, чем на сутки. Сверхчеловек, да и только.

Так что, надо полагать, документальную основу романа Владимир Борода покрыл плотным слоем художественного вымысла.

Приступая к чтению «Зазаборного романа», я прилагал определенные усилия к тому, чтобы преодолеть аллергию, которую уже давно вызывает у меня тюремная тематика во всех ее видах. Однако оказалось, что текст захватывает. Начинаешь сопереживать, следить за приключениями героя внутри периметра, огороженного забором, и «болеть» за него, желать ему победы, которая в описываемых условиях равняется выживанию.

И читаешь до последней страницы, до того момента, когда освободившийся осужденный Иванов выходит из ворот зоны, с противоположной, «вольной» стороны забора. Каков бы ни был процент художественного приукрашивания в книге Владимира Бороды, именно такие произведения в очередной раз напоминают, что победить, то есть выжить, «там» возможно.

Редакция благодарна Владимиру Бороде, предоставившему книгу «Зазаборный роман»

Антон Семикин